Знойная осень - Страница 16

– Амарто! – радостно воскликнула она, поспешно повернув круглую металлическую ручку.

Но за дверью стояла горничная.

– Доброе утро, – сказала девушка по-английски, приветливо улыбаясь, и передала Элизабет огромный букет орхидей и черный пакет с логотипом модной фирмы. – Вам просил передать это какой-то господин, не назвавший своего имени, – сообщила она.

– Спасибо, – растерянно проговорила Элизабет, принимая подарки.

Она аккуратно положила цветы на круглый столик и заглянула в пакет: там оказалось светло-розовое вечернее платье, к которому прилагалось украшение для запястья в виде раскрывшегося бутона белой розы, и новый мобильный телефон жемчужно-серого цвета. В запечатанном конверте была записка от Амарто. Он извинялся за то, что в силу сложившихся обстоятельств не сможет составить Элизабет компанию в прогулке по городу, и приглашал ее вечером в тот самый ресторан, где они впервые увидели друг друга. «Как только появится свободная минутка, сразу же позвоню. Надеюсь, тебе понравится мелодия, которую я выбрал для звонка, она называется «История любви», – завершал Амарто свое послание.

Элизабет в растерянности опустилась на кровать.

Что бы это значило? Какие обстоятельства ему мешают? – с тревогой спросила она себя. И кто эти самые обстоятельства сложил так, что наша встреча может состояться только вечером?

А в том, что данное препятствие имеет человеческий облик, Элизабет ни секунды не сомневалась. Ни великолепие дорогого платья, ни тонкий аромат цветов, наполнявший залитую солнцем комнату, не могли развеять ее дурные предчувствия. И чтобы они окончательно не взяли над нею верх, Элизабет решила, что неспешная экскурсия по Байрру-Алту в одиночестве пойдет ей после завтрака только на пользу.

4

Оранжевый вагончик старинного трамвая, громко звеня, рассекал безлюдную в этот час улицу живописного квартала, по обеим сторонам которой расположились домики с красными черепичными крышами и балконами из кованого железа. Почти на каждом из них стояли горшки с цветущими красными бутонами растениями. Параллельно узорчатым перилам были натянуты веревки с вывешенным на них бельем.

А над этими образчиками свежести и белизны триумфально возвышались просторные птичьи клетки. И многоголосое щебетанье, которым был наполнен этот жаркий сентябрьский полдень, напоминало Элизабет веселое и неугомонное ознаменование прихода весны в ее далекий родной город. Оно вызывало то же ощущенье легкого полета, то же ожидание чего-то светлого, необыкновенного и очень-очень доброго. Это было ощущением детства – а значит, радости.

Элизабет остановилась в тени одной из арок, обвитой листьями дикого винограда, с любопытством наблюдая за обыденной жизнью раскинувшейся перед нею улицы. Во дворе небольшого дома, расположенного на противоположной стороне, мальчишки играли в футбол; чуть поодаль две пожилые женщины, свесившись через перила балконов, что-то громко обсуждали, оживленно размахивая руками; из бара, расположенного в нескольких метрах от Элизабет, вышел смуглый мужчина в красной футболке с надписью «CHICAGO BULL» и, подойдя к соседнему дому, что-то крикнул в окно второго этажа. Через несколько секунд из него выглянула полная женщина, сердито сказала ему несколько слов и снова скрылась в глубине комнаты.

Заметив Элизабет, мужчина широко улыбнулся и помахал ей рукой. Элизабет, помахав ему в ответ, сфотографировала дружелюбного португальца на память. Затем медленно перевела объектив фотоаппарата на фасады других домов и, заинтересовавшись одним из них, облицованным традиционной португальской мозаикой, изображавшей старинную каравеллу с фигурой мореплавателя на носу, захотела запечатлеть этот вид для альбома. Решив сделать снимок с более близкого расстояния, она медленно пересекала улицу, не отрывая взгляда от объектива, как вдруг замерла на полпути, словно громом пораженная.

В объективе фотоаппарата, отклонившегося при ее перемещении немного в сторону от мозаики, Элизабет увидела распахнутую створку окна, за которой ясно различила… знакомый профиль Лекера. Бельгиец разговаривал с невидимым ей собеседником, который находился на другой половине комнаты, скрытой от посторонних глаз зашторенными занавесями. Несколько секунд Элизабет стояла в нерешительности посреди улицы, затем осторожно приблизилась к фасаду с каравеллой и, спрятавшись за декоративным выступом, вновь направила объектив на распахнутую створку окна. Лекер, теперь уже сидя за массивным столом в старинном стиле, по-прежнему что-то говорил, глядя прямо перед собой. Его губы двигались медленно и едва заметно, будто бы нехотя. Элизабет опустила палец на кнопку фотоаппарата, приготовившись снять его собеседника. Некоторое время она стояла неподвижно, не теряя надежды, что невидимка, спрятанный за шторой, все же покажется в окне, хотя бы ненадолго. И ее терпение было вознаграждено.

Спустя несколько минут Элизабет увидела в объективе приближающуюся к столу тень, а затем и того, кому она принадлежала. Это был незнакомый ей парень лет двадцати двух, с коротко остриженными волосами, в оранжевой футболке без рукавов, которая ясно позволяла разглядеть татуировку на его правом плече, изображавшую волчью голову с оскалившейся пастью. Парень положил перед Лекером темно-коричневый кейс и, открыв его, показал рукой на содержимое, что-то кратко пояснив. Лекер, внимательно оглядев открытый кейс, удовлетворенно кивнул и повернул его в противоположном от себя направлении.

Элизабет, даже не разглядев как следует содержимое кейса, несколько раз нажала кнопку фотоаппарата. И тут к столу приблизился третий мужчина, также находившийся все это время за зашторенной створкой окна. Некоторое время Элизабет никак не могла поймать в кадр его лицо, так как он стоял рядом с парнем и, низко опустив голову, рассматривал то, что находилось в кейсе. Элизабет быстро перевела объектив вниз: кейс был доверху наполнен маленькими прозрачными пакетиками с белым порошком.